Фогар вообще видел мало логики в жизни повелителя Тьмы, хотя был не глуп и подозревал, что понимает больше, нежели догадывается Эразм. Хотя юноша вёл род от местных крестьян, его не посылали в поля, как прочих. Эразм сызмала обучил его грамоте и по сей день продолжал обучение — иногда при помощи розог. Однако Фогар пришёл к неизбежному выводу (о чём, впрочем, помалкивал), что повелитель нарочно мешает ему уяснить заклинания и ритуалы, описанные в книгах. Подневольный ученик видел магические знаки, которые рисовал Эразм, слышал словесные формулы, но воспринимал не больше, чем если бы повелитель стрекотал наподобие своих лысых птиц.

Гоббы были не глупее юноши, хотя Эразм и обращался с ними как с бездумными орудиями — например, не допускал их к участию в странных, внезапно обрывавшихся ритуалах, на которых всегда присутствовал Фогар.

Фогар презирал гоббов — их внешний вид, запах и поведение были поистине отвратительны; впрочем, именно они растили его в первые несколько лет жизни. Их вечные угрозы приучили юношу постоянно изображать безвольного недоумка.

Жители долины, напоминавшие безмозглых тварей даже больше, чем гоббы, почему-то боялись Фогара. Он так до сих пор и не выяснил, в чём причина, — башня и без того была полна секретов. Ученик чародея всегда находился под присмотром — и всегда один, за исключением снов.

Юноша поспешно выкинул из головы эту мысль. Когда повелитель сидит за своим туманным шаром, он думает, что ему открыт весь мир и мысли всех живых существ. Зато у Фогара есть сны!

И снова разум едва не подвёл его. Фогар попробовал сделать то, что приснилось ему этой ночью, сосредоточился… Тщетно! В гневе он уставился в книгу.

Или — он нервно облизал губы — Эразм снова решил провернуть какую-то шутку над своим так называемым учеником? Вдруг он знает, что Фогар иногда, понемножку, проверяет его. Фогар медленно постучал пальцем по столу, образовав определённый узор из точек. Для постороннего взгляда это выглядело как простой жест раздражения.

Нет, он не чувствовал тьмы — вечной спутницы Эразма и, чуть в меньшей степени, гоббов. Пользуясь тем, что за ним не следят, юноша слегка повёл головой, чтобы перевести участок диаграммы. Да! Всё верно и просто, как открытая дверь. Эразм и в самом деле намеренно спутал надписи, перед тем как два дня назад дать книгу ученику, — типичный фокус, не дающий узнать больше, чем позволено.

Открытие было как чаша воды для умирающего от жажды. Всё же Фогар ничем не выдал своей радости, продолжая хмуриться и бормотать себе под нос, якобы в полной сумятице. Сейчас он чувствовал себя каменщиком, которому дали гору прекрасных кирпичей и велели строить.

Восторг познания длился недолго. Фогар не рискнул поднять голову, как ему очень хотелось, и посмотреть на стену над убогой кроватью. Однако он почувствовал присутствие какого-то существа, внимательного, наблюдающего.

Вечные игры, вечное притворство!.. Фогар намеренно несколько часов кряду не вставал со стула — теперь никто не удивится, что ему захотелось спать. Задув все свечи на первом канделябре и оставив на втором одну, он разделся, подошёл к тазу с водой и начал умываться, сосредоточив все внимание на неизвестном пришельце. Наконец, не зная, как заставить того обнаружить своё присутствие, Фогар лёг и накрылся одеялом. Напоследок он сделал то, что делать было страшно, но необходимо: задул последнюю свечу. И начал ждать. Фогар не ведал, что за угроза таится во тьме, зато знал пару защитных заклинаний, на помощь которых очень надеялся.

Искры повели хоровод вокруг отверстия, и Фалиса поняла, что это из-за неё. Однако они не осветили тьму, царившую в глубине, а широкой полосой собрались вокруг отверстия. Девушке даже не потребовалась подсказка Ветра, чтобы понять: искры её оберегают.

В дыре чуть зарябило. Девушка ощутила, как её чувства… вытягиваются, куда-то устремляясь, будто то, что происходит в отверстии, на самом деле очень далеко.

Внезапно тьма рассеялась, и перед Фалисой возникло здание из каменных блоков, почти такое же высокое, как деревья в лесу. Это само по себе было удивительно, однако здание окружала земля, в существование которой не хотелось верить, — унылая и почти лишённая жизни, с редкой убогой растительностью и совсем без деревьев, гнусное вместилище смерти.

К счастью, Фалисе недолго пришлось глядеть на ужасный пейзаж. Голова закружилась, как бывает, когда тебя закружит Ветер в дурном настроении, и взгляд девушки притянуло к зданию — к одному из окон, которое манило к себе тусклым светом. Вот она уже в маленькой комнате с голыми каменными стенами и убогой мебелью — но не пустой.

Фалиса посмотрела на стол, где лежал квадратный предмет. Она не узнала его, пока Ветер не подсказал, что это книга, в которой хранят память там, где нет всепомнящего Ветра.

Существо (человек — подсказал Ветер) сидело, глядя в книгу. Девушка затаила дыхание. Она знала лесной люд, ночных волков и древесных котов, ну и деревья — но «человек» был похож на неё! Неужели она наконец нашла свой народ?

Фалиса приоткрыла рот, однако не издала ни звука, потому что, едва догадавшись о своём родстве с «человеком», ощутила зло — оно сочилось из стен комнаты, из пола, с потолка, пропитывая самый воздух. Сюда и Ветер не мог дотянуться — это проклятое место, как и земля снаружи.

Человек был молод, примерно её возраста. Он разделся, и Фалиса подумала, что, наверное, этот худой стройный юноша вдвое меньше здоровяка Пипера. Осторожно она потянулась к нему и коснулась его магией Ветра — чувством, которым владела практически с рождения.

Башня насквозь пропиталась злом, но человек — нет, он не был частью Тьмы, пока не был. Когда-нибудь он предстанет перед выбором и, возможно, по собственной воле погрузится во Тьму. Фалиса почувствовала, как все её нутро восстаёт против этой мысли.

Девушка не могла послать незнакомцу Ветер, чтобы укрепить его силы и волю в борьбе со злом; выбор в любом случае оставался за ним. Однако были и другие способы помочь дыханием жизни, хотя полная сила Ветра и не достигала юноши. Теперь Фалиса знала его лицо не хуже, чем лицо Хансы, и могла каждый день желать ему добра, — так Ветер успокаивает тех, кому плохо.

Наконец незнакомец погасил странную светящуюся штуку (ещё одно чудо), и комната погрузилась во тьму. У Фалисы заболели глаза, и она отвела взгляд от отверстия в Камне, то снова почернело.

Шагнув назад, девушка вдруг споткнулась и упала. Под ногами оказались человеческие кости. Дважды на памяти Фалисы они с Хансой находили в лесу кости давно умершего лесного человека и оба раза раскладывали их все, до самой маленькой, так, как в теле, и затем призывали благословение Ветра.

Фалиса не могла бы объяснить, почему столько всего случилось с ней в одну ночь, однако кости собрала и разложила как надо. Скелет оказался значительно меньше, чем у лесного люда, — он явно принадлежал человеку.

Ветер кружился вокруг, искры слагали узоры на Камне.

— Иди с Ветром, незнакомец, — произнесла девушка и продолжила по порядку: — Пусть путь твой выстелет летний Ветер и Свет дарует тебе то, что ты заслужил…

С тех пор каждое полнолуние Фалиса ходила к Камню. Иногда он показывал ей картинки, и многие из них были ужасны. Но она понимала: они необходимы ей, чтобы познать врага.

Этот день она посвятила Сасси: они снова играли в прятки, которые так любила малышка. Ночью же поднимется полная луна и Фалиса опять пойдёт к Камню.

18

ЗАЛ СОБРАНИЙ не изменился за прошедшие годы, а вот те, кто находился здесь, во многом выглядели по-другому.

Самая заметная перемена произошла в Гиффорде. Его и прежде ссутуленные плечи совсем сгорбились, клочья волос, торчащие из-под капюшона, поредели и поблекли, хмурое лицо окончательно утратило былое жизнерадостное выражение.

— Долго ещё? — севшим голосом спросил архивариус.

Магистр ответил, не поднимая глаз от невидимых линий, которые чертил пальцем на столешнице: